Я знаю, что чувствовал и что думал я, когда узнавал о подобном исходе лечения ребёнка с БОС. Меня обуревала волна бессильной ярости, возмущения, и разочарования. Потому что я в тот момент отчётливо понимал: ещё одного ребёнка с неустановленным приступом бронхиальной астмы врачи залечили до смерти, как больного ОРЗ с астматическим компонентом. Вернее, ещё одного ребёнка врачи до госпитального этапа необоснованно и по ошибке госпитализировали в инфекционный стационар. И  это привело к трагедии.

        По долгу службы. Как старший врач реанимационно-аллергологической бригады скорой медицинской помощи Ленинграда, обо всех подобных происшествиях с больными БОС мне докладывали.

       В 1976 году мне  докладывали о нескольких подобных событиях ежедневно. В 1978 году уже докладывали об одном случае раз в 4-5 дней ( в 5 раз реже). 1979 году докладывали только об одном, двух случаях в месяц ( ещё в 5 раз уменьшилось). А начиная с 1980 года, смерть ребёнка с БОС в стационаре стало экстраординарным событием. И случалась 1-2 раза в год. Моя борьба с этим негативным явлением завершилась безоговорочной и окончательной победой в масштабах одного большого города. Смертность маленьких детей от своевременно неустановленного приступа бронхиальной астмы уменьшилась в 400-500 раз! В Ленинграде за 5 лет мне удалось уменьшить количество летальных исходов в инфекционном стационаре при БОС у детей до 3-х лет в 400-500 раз.

       Добиться такой удивительной положительной динамики снижения показателей летальности детей с БОС в инфекционном стационаре в Ленинграде в 80-х годах прошлого века позволил только один единственный фактор: врачи до госпитального этапа стали своевременно и точно выявлять, аллергическую природу кашля и одышки у маленьких детей с БОС.